Американский журналист, репортер, документалист Джон Альперт, побывавший, кажется, во всех «горячих точках» планеты, вполне заслуживает титула «знаменитый». Уже 16 премий Эмми, не считая множества других наград, дают ему это право. Мы встретились с ним, когда он приехал в наш город, чтобы реализовать свой проект «Мушкетеры, вооруженные неограниченными возможностями журналистики», который призван обучать освещению проблем инвалидности в СМИ. Хотя интервью было предназначено для журнала «Академия домашней кухни», разговор не мог уместиться в узкой форме для запекания. Мы говорили о профессии и политике. И немного – о кулинарии.
«Несправедливость и неуспех»
— Давайте начнем с истоков. Что для вас определило выбор профессии журналиста?
— Несправедливость и неуспех. Несправедливость потому, что, когда я был таксистом, с нами несправедливо обращались, владелец фирмы крал наши деньги, нас грабили преступники. Мы хотели изменить условия работы. А неуспех в том, что, как мы ни пытались, ничего не менялось. Мы сделали небольшой фильм об этих несправедливостях
и показали таксистам, и вдруг получилось так, что все воодушевились, захотели вместе работать, и ситуация начала меняться. Мы увидели ту силу, которую имеют медиа, что слово может делать общество лучше. Начали делать фильмы о здравоохранении, школьных проблемах, войнах и увидели, что положение дел меняется к лучшему. Я начал с простого любителя и всему научился на практике.
— Всё, что я нашел в Интернете, говорит о том, что путь вашей работы —журналистские расследования. Что главное для вас — достижение цели, устранение порока или азарт от процесса?
— Всё идет рука об руку. Если вам не нравится, что вы делаете, если нет энтузиазма, азарта, мне кажется, невозможно сделать хорошую работу, независимо от того, снимаете ли вы документальное кино или готовите яичницу на завтрак.
— В вашем активе — два экзотических интервью: с Саддамом Хусейном и Фиделем Кастро. Что вами больше двигало, когда вы их брали, человеческое любопытство или желание профессионально блеснуть?
— Кастро и Хусейн очень разные люди. Думаю, несмотря на то, что Фидель в преклонном возрасте и передал власть брату, для последней части XX века он одна из самых ярких и важных историических фигур. Можете соглашаться с его политикой или нет, но нельзя отрицать его важность. И в какой-то степени он вдохновил целое полушарие планеты
и продолжает это делать. Он очень интересный человек, умный сам по себе, и, как журналисту, вам бы тоже понравился его стиль общения, он ведет с вами диалог. Это очень контрастирует с тем, как вел себя Хусейн. Мне кажется неправильным, что США ввязались в войну с Ираком, — это было очень глупо, и последствия войны мы до сих пор ощущаем. Но при этом это не означает, что Хусейн не был сволочью и плохим чело-
веком. Когда я брал у него интервью, он пытался меня подавить.
— Не было ли со стороны власти после подобных интервью последствий, личных неприятностей?
— Были как негативные, так и позитивные последствия от других репортажей. В целом это удивительно, что бывший таксист вроде меня может иметь влияние на события местного, мирового и национального масштаба. Думаю, в позитивном смысле, мы просвещаем американский народ, чтобы он понимал, в чем состоит природа войны. Помогаем понять разные культуры, с которыми американцы не общаются. И когда удается это сделать, это привилегия, честь. Периодически случается, что кому-то не нравится, что мы делаем, и они мстят, и успешно, мы от этого страдаем, но это часть правил игры. Если вы играете в футбол, обязательно вас на поле кто-нибудь лягнет, но если вы не идете на поле, вы не сможете забить гол.
Ужасы войны прожигают дырку в душе
— Какое было первое ваше впечатление, когда вы оказались на войне?
— Я был тогда слишком глуп, чтобы осознать полностью и понимать разрушительную силу войны. Большинству людей в США очень повезло, что на нашей земле не было войны. Но это создает опасную ситуацию, когда большинство американцев вообще не понимают, что такое война. Мой отец понимал, так как воевал во Второй мировой, но я не знал. Как только вы увидели войну, это становится вашей обязанностью как журналиста и человека помочь людям понять, что это такое. Первый раз, когда я был на войне, я так глупо себя вел, что мне неловко об этом рассказывать. Я думал, что буду смелым, но когда начали стрелять, упал на землю, попал в коровью лепешку и весь измазался в этой гадости, было очень неловко. Но я видел тысячи убитых людей и понимал, что, несмотря
на то, что напуган, должен быть достаточно силен и вынослив, чтобы рассказать эту историю другим.
— Самое сокрушительное впечатление от войны?
— Можно составить список из 20 таких впечатлений. Если называть самые ужасные, то это, возможно, две вещи. Поля смерти в Камбодже: на всём расстоянии, которое может охватить взгляд, всё было покрыто костями мертвых людей. Это был геноцид — наверное, самый ужасный в истории человечества. Приходилось видеть это и ходить по скелетам,
искать нужный ракурс, чувствовать, как под твоими ногами ломаются кости, — ужасный опыт. В Камбодже я должен был принести весть жене своего друга, что мой друг был одной из жертв, его пытали и убили. Это был очень личный опыт. В последнее время, когда я был в Багдаде, я видел многих людей, которые умирали на моих глазах. Как репортер, если вы едете на войну, вы видите многих людей, которые умирают, так что я не всех их помню. В каком-то смысле в плане самозащиты не хочу всех помнить.
Когда вы задаете такой вопрос, я знаю, что вы должны его задать, но не могу сказать, что мне доставляет удовольствие обдумывать ответ на него. На самом деле очень страшная вещь — наблюдать ампутацию. Когда вы видите, как врачи достают пилу, расчленяют человека, отпиливают руку или ногу и выбрасывают в мусор, это прожигает дырку в душе, которая никогда не заживет.
«Еще ни разу не проигрывал в хоккейных драках»
— Как мне представляется, человек журналистской профессии, который много видел смертей, может свалиться в цинизм. Как вам удалось не стать циником?
— А я произвожу на вас впечатление циничного человека?
— Как раз нет.
— Мне кажется потому, что то, что мы делаем, очень важно. Мне кажется, я могу произвести позитивные изменения. Так что я не похож на белку в колесе, которая бегает по кругу. И еще потому, что мы всё-таки двигаемся к чему-то лучшему. Хотя неприятные
события, происходящие в мире, могут вас оттолкнуть или напугать. Если вы ничего с этим не делаете, то ужасы продолжают существовать и становятся еще хуже. Солнце сияет, и есть еще один день для борьбы с негативными явлениями, и это отлично.
На личном уровне это не цинизм, просто я понимаю, что старею, возраст дает о себе знать, возможность делать многие вещи, которые мог бы, всё сокращается, просто потому, что физические способности ухудшаются.
— Мне кажется, опыт близкого столкновения с ужасами войны должен сделать человека пацифистом. Вы пацифист?
— Это зависит от того, как вы определяете это слово. Вот мы с вами будем играть в хоккей, а вы что-то сделаете, что мне не понравится, — я вас предупрежу; а в следующий раз — я вас ударю. Я не могу сказать, что я полный пацифист. В моей хоккейной команде у меня абсолютный рекорд по штрафным минутам, никто никогда не побьет его. Я еще
ни разу не проигрывал в хоккейных драках с 16-летнего возраста. Поэтому в каком-то смысле часть меня совсем не пацифистская. Но мне кажется, обязанность каждого человека в мире, если есть возможность сделать что-то, чтобы остановить войну, делать это.
Против ли я революции? Мне кажется, американская революция была отличной войной. Мне кажется, что революция в Никарагуа была великой, Кубинская революция была отличной. Есть время, когда надо бороться, но в целом война — это очень плохая вещь, и нужно ее останавливать, по возможности нужно говорить на политическом уровне. Я могу быть не согласен со многими вещами, которые делает Путин, точно так же и с вещами, которые делает Обама, но в чем я согласен с Путиным, так это в необходимости попытаться избежать дополнительных потерь в Сирии. И когда Россия смогла убедить США, что не надо развивать войну в Ираке, не нужно дополнительных атак, — это было одним из наилучших событий, которые случились в прошлом году. Хорошо бы, если б мы могли так сделать в большем количестве мест на Земле, чтобы прекратить ненужные
войны.
— Вы сказали «я никогда не могу стать русским», но в одном интервью вы назвали себя русским.
— Да, этнически и исторически я русский, но культурно и по гражданству я американец, насколько это возможно. С материнской и отцовской линии мы родом из России. Половина моей семьи покинула Россию около ста лет назад и нашла новую жизнь в Америке. Это было нелегко, но в итоге Америка нас приняла, и мы стали американцами, а половина семьи осталась здесь. С материнской стороны двоюродный брат моей бабушки Максим Литвинов самый известный из них, его потомки живут в Москве, и я даже разыскал их. А с отцовской я нашел двоюродных и троюродных братьев и сестер. И с материнской, и с отцовской стороны есть троюродные брат и сестра, и оба они занимаются документалистикой.
«Обычно готовлю с помощью микроволновки»
— Журнал у нас гастрономический, поэтому рано или поздно надо подойти к теме еды.
— Вы знаете, что я уже посетил три кулинарных шоу в России? У меня была долгая политическая дискуссия на Russia Today. Было довольно интересно, потому что интервьюер меня немного рассердил, и я очень серьезно с ним спорил, особенно по вопросам Афганистана. И еще было кулинарное шоу во Владивостоке. И вот теперь здесь. Никогда не думал, что это станет моей специализацией, потому что обычно я готовлю
с помощью микроволновки.
— А у вас есть любимые блюда?
— В последнее время я особо не ем мясо, просто потому, что мне нравятся животные, я хочу с ними дружить, а не есть их. Но когда я вчера был здесь, я ел котлету из медвежатины, она была довольно вкусная, ел пельмени с олениной. Я очень люблю пельмени, окрошку, картошку в любых видах. Люблю пиццу, пиво, хлеб, потому что даже человек, который не очень богат, может позволить себе лучшую пиццу, пиво и хлеб. И нет олигарха или президента, или знаменитости, которые могут вас в этом переплюнуть, — найти лучший хлеб может себе позволить большинство людей.
— Поделитесь тогда рецептом блюда из микроволновки.
— Когда я готовлю, то в некотором роде мухлюю. Сейчас я не хочу, чтобы в еде был высокий уровень холестерина, но раньше клал килограммы сыра в каждое блюдо, даже если это была китайская еда, и острый соус. Если я нахожу что-то в холодильнике, я добавляю туда сыр и острый соус и ставлю в микроволновку. Сыр и острый соус могут сделать любое блюдо вкусным — это секрет кулинарного мастерства. Хотя обычно это никто не хочет есть, кроме меня.
Фото Ильи Матушкина
Бутерброды для Джона Альперта 1, 2
